Народная штирландская сказка
Граф Мартин, курфюрст Штирландский, которому приписывают победу над Манфредом фон Карштайном у Хел-Фенна, довольно популярная фигура в имперском фольклоре, но изображают его всегда по-разному. В некоторых сказках это великий герой, в других – тщеславный трус и тиран. Данная сказка родом из северо-восточного Штирланда, региона больше всего пострадавшего от вторжения графа Мартина в Остермарк. Поэтому неудивительно, что он здесь представлен далеко не в лучшем свете (хотя бы в начале), к тому же эта легенда лишена исторического обоснования. Дата смерти Мартина варьируется, так же как и продолжительность его жизни, и считается что он погиб в Остермарке, в последнем бою штирландских войск около Хулебурга.
Сама эта сказка довольно типична, но ее содержание может нам многое рассказать о местных обычаях, особенно о понимании неотвратимости смерти – то, чему нам всем надо поучиться.
Почти сразу же после того как закончилась война в Остермарке, в деревню Зигфридхоф прибыл всадник с севера. Он ехал, ухватившись за свою уставшую лошадь, словно ребенок за свою мать, и когда, наконец, загнанное животное рухнуло перед трактиром «Разбитый Щит», то понадобилось четверо взрослых мужчин, чтобы отцепить наездника и перенести его здание. Одетый в грязную, изорванную одежду всадник отбивался от тех, кто хотел помочь ему, словно был одержим каким-то демоном.
Когда же, наконец, незнакомец крепко уснул, ему убрали волосы, чтобы они не закрывали лицо, его тут же узнали некоторые из селян. Они вытащили монеты, на которых было отчеканено лицо курфюрста и подошли поближе, чтобы окончательно увериться в своей догадке.
- Никаких сомнений, - шептали они друг другу. – Этот оборванец никто иной, как сам граф Мартин! Как он попал сюда? Почему он один, да еще в таком состоянии? И что же нам теперь с ним делать?
- Все ясно, - промолвил мельник Кинсфельт. – Зигмар прислал нам причину всех наших бедствий. Разве мы не потеряли всех молодых парней, что ушли сражаться на войну? Никто из них еще не вернулся и, возможно, не вернется никогда. А все то зерно, что забрали его интенданты? А налоги, которые все время росли и росли, да так, что мы стали бояться, что их придется оплачивать нашей кровью? Зигмар вынес ему приговор! Давайте повесим его на Кровавом дереве Рии!
Многие согласились с его точкой зрения, ибо не было в деревне никого, кто не потерял бы сына, брата или возлюбленного, что ушли на войну в Остермарк. Но некоторым людям эта идея показалась отвратительной, и от их лица заговорил отец Буркхардт.
- Мы не можем так поступить! – заявил он. – Этот человек – наш гость, такой же, как и нищий у наших дверей. Взять его жизнь взамен тех, что мы потеряли, будет ужасным преступлением, ибо боги говорят нам, что законы гостеприимства и милосердия нерушимы!
- И что же прикажете нам делать, святой отец, - осведомился Кинсфельт. – Наши сыновья гниют в чужой земле, а мы тут о нем будем заботиться?
- Мы должны заботиться о нем, до тех пока он не окрепнет настолько, чтобы покинуть нас, - ответил Буркхардт тихим, но сильным голосом. – Ради милости Шалии и любви Зигмара. В конце концов, кто знает – может и нам придется ждать милости от других?
Никто не стал с ним спорить, хотя были некоторые и были недовольны его словами. И люди приступили к уходу за графом. Но даже по истечению трех дней, он все еще спал, и лихорадка не отпускала его.
На четвертый день он проснулся. Потребовав себе завтрак в постель, он с большим аппетитом поел и процедил скупые слова благодарности. Хозяин дома Ян и его жена посчитали, что он не понимает, где находится, и как сюда попал. Казалось, что граф думает, что он у себя дома около Вюртбада, и что войны в Остермарке никогда не было.
В это время подошла Ночь Пляски призраков [1] – это очень старая традиция в этой части Штирланда. В эту ночь люди собираются на площади вокруг большого костра, некоторые из них носят маски тех близких им людей, что умерли в этот год. Эти воплощения умерших танцуют всю ночь с живыми, пьют крепкое пиво, едят пряную колбасу, поют грубые песни под аккомпанемент флейты и аккордеона. Перед наступлением рассвета эти маски бросают на тлеющие угли костра – таким образом люди прощаются с теми, кого похоронили и примиряются с их смертью.
Но в этом году погибших было столько и горечь была так велика, что ни о каком примирении не могло быть и речи. Изготовление масок заняло много дней, и их было столько, что более чем половина жителей деревни должна была взять на себя роль умерших. Костер разложенный на площади был намного больше чем предыдущие, а рядом с бочками с пивом стояли бочонки с крепким яблочным бренди.
Ян, хозяин дома, был добрым и честным малым. Хотя он потерял сына на войне, он пришел в комнату, где лежал граф Мартин, и пригласил его присоединиться к танцующим. Но тот только усмехнулся и потребовал еще пищи. Яну ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и пойти на праздник.
С наступлением ночи костер был зажжен и появились воплощения умерших. В этом году маски делали с особой тщательностью, и многие из присутствующих были поражены тем, насколько точно они изображали их любимых. На них были пятна крови козла, а заигравшая музыка была грубой и нестройной. Мертвые танцевали, словно пронзенные копьями, и все, кто танцевал вместе с ними, плакали и били себя кулаками.
Несколько часов люди танцевали подобным образом. Затем, с наступлением полночи, и танцоры, и музыканты остановились. Внезапно на площади появилась новая фигура – это был высокий человек в великолепных одеждах. На нем тоже была маска, более совершенная, чем все остальные. Это была маска самого графа Мартина [2].
Он широко раскинул руки, чтобы обратить на себя внимание, а затем бросился на колени, воздев руки к небу. Несколько долгих минут он находился в такой позе, после чего резко вскочи на ноги и пустился в пляс под новый дикий и неистовый мотив, который начали наигрывать музыканты.
Что это был за танец! Никто не могу устоять, чтобы не присоединиться к нему, и вскоре даже самые старые из танцующих почувствовали, что груз лет ушел и их переполняет детская энергия. Все быстрее и быстрее плясали они вокруг костра, музыка звучала все громче и громче, и в момент кульминации незнакомец сорвал маски с тех, кто был около него, и бросил их в огонь. Его примеру тут же последовали остальные, снимая личины мертвых и бросая их в костер. Когда все маски были сожжены, а танец остановился, незнакомец низко поклонился всем жителям деревни и…. бросился в огонь.
Люди закричали от испуга, некоторые пытались достать чужака из костра, но его там уже не было, он сгорел подобно лоскуту ткани. Огонь с ревом рвался вверх, цвет его пламени менялся: оно было кроваво-красным, затем ядовито-зеленым, угольно черным и, наконец, девственно белым. Затем оно потухло.
Ян тут же побежал с площади в комнату графа. Мартин был мертв. Его лицо было умиротворенным, а кожа холодна как лед. Ян выскочил из трактира на площадь и закричал людям, что граф Мартин умер.
- Воистину это был знак, что граф искупил все свои преступления и сами боги простили его, - сказал на это отец Буркхардт. – Можем ли мы поступить иначе? Война закончилась, и время отчаяния и недовольства закончилось вместе с ней!
Люди поняли, что священник говорил правду, они смеялись и плакали, и обнимали своих близких. А на следующий день они начали работать, есть, пить, как ни в чем не бывало, уже не проклиная ни войну, ни графа. На месте костра они построили святилище, которое стоит и поныне [3], на его стенах были написаны имена погибших. Первым именем там стоит «Мартин Фолькер».
Примечания к сказке
- 1. В некоторых деревнях на границе с Сильванией есть обычай на Гехаймнеснахт оставлять у порога маленькую деревянную флейту, так как считается, что хотя у мертвых и мало способностей к музыке, но танцевать они любят.
- 2. Незнакомец в маске, что появляется на общественном мероприятии – это стандартный фольклорный образ. Подобные элементы прослеживаются в истории о роковом Музийонском бале, или в более древней легенде о принце Просперо. Такой незнакомец, как правило, вестник божественного возмездия, но в этой сказке он помог людям превозмочь свое горе.
- 3. Эта святыня в Зигфридхофе был разрушена ужасным наводнением Штира в 2354 году. На ее месте сейчас стоит статуя Зигмара.